Главная > Политика

Евгений Ройзман: «Есть полицейские, а есть полицаи!»

22 мая, 11:35 Политика

Представить нашего собеседника достаточно трудно. Если говорить кратко, то он политический и общественный деятель, бывший депутат Государственной думы, поэт, предприниматель, борец с наркоторговлей. Кроме того, почетный член Российской академии художеств. Член Союза писателей России. Также занимается книгоиздательством, собирательством икон и картин. Чемпион России по трофи-рейдам. Кроме того, 27 октября 2012 года на съезде политической партии «Гражданская платформа» он был избран в ее федеральный гражданский комитет. На наши вопросы отвечает Евгений Ройзман.

– Евгений Вадимович, естественно, любой здравомыслящий человек против наркотиков, но вам не кажется, что многие разговоры бесполезны, потому что государство, мягко говоря, не уделяет этой проблеме должного внимания?

– Другой системы у нас нет. Мы можем все бросить и начать менять систему, то есть пройдет твоя жизнь, моя жизнь и жизнь многих людей, но у меня нет времени этим заниматься. Моя задача другая – в моем городе не должны торговать наркотиками. Поэтому я ищу возможности что-то делать при этой системе.

– Как тогда можно говорить о «Гражданской платформе» как о партии, если она не ставит перед собой цели прийти к власти?

– У любой партии стоит задача прийти к власти, но в нашей стране никто не даст сломать существующую систему. Можно лишь работать по правилам, которые сегодня установлены, но при этом «включить голову» и плавно менять вектор. Корабль слишком большой, он не может резко поменять курс.

– Когда на политической арене появился Михаил Прохоров, многие вздохнули с облегчением, а теперь получается, что и он не сможет поменять систему?

– Михаил Прохоров способен думать о многих вещах одновременно. Более того, он способен прогнозировать и он не чекист, а экономист-международник. Это уже внушает надежду. И я его действия хорошо понимаю. Все говорят, что надо бежать, а Прохоров говорит, что я побегу, только когда пойму куда. Все ждут от политика активных действий, но, чтобы начать активные действия, требуется четкое понимание происходящего, а для этого нужно время.

– Изначально «Правое дело» – это был проект Кремля, или я что-то путаю?

– Разницы нет никакой, потому что все держится на людях. Да, был проект Кремля, но люди не вписались в этот проект, люди оказались гораздо «более высокого роста», другой весовой категории, им этот проект «жал в плечах». И в итоге «Правое дело» не состоялось, возникли серьезные противоречия.

– Какая разница – «Правое дело» или «Гражданская платформа», идеи этих партий все равно непопулярны в России, или нет?

– Это происходит потому, что левые идеи спекулятивны. Чем отличаются левые от правых? Левые говорят, что надо все отнять у богатых, а правые говорят, что так не бывает, что деньги можно только заработать, их награбить невозможно. «Гражданская платформа» – это партия людей, которые платят налоги и не собираются уезжать из страны. Именно они создают рабочие места, тем самым дают людям заработать и зарабатывают сами. Кроме того, они хотят знать, на что уходят деньги, полученные государством в виде налогов, и хотят принимать участие в управлении страной.

– Куда в этой схеме мы денем «Единую Россию»?

– Это не моя головная боль, я ее не создавал. Я считаю, что она изжила себя, и мне кажется, что президент того же мнения. Иначе зачем все эти переливания в двух сообщающихся сосудах – «Единой России» и «Народном фронте»? Впрочем, я встречал порядочных людей и в партии власти, просто для них участие в ней – это лицензия на политическую деятельность, лицензия на вход во властные структуры.

– Как Тольятти выглядит на фоне страны по распространению наркотиков?

– И Тольятти, и Самара очень коррумпированные города. Самара, пожалуй, единственный город, где цыганской диаспоре удалось легализовать деньги, полученные от продажи наркотиков, и вложить их в бизнес. Сейчас, конечно, нет «героиновой войны», но рынок наркотиков захватили всевозможные смеси, которые производят в Китае.

– В Екатеринбурге другая история?

– У нас никогда не давали поднять голову наркоторговцам. Мы не дали создать ни одной стационарной точки, где торговали бы наркотиками. Причем начиналось-то все на Волге – Казань, Набережные Челны, Самара и Нижний Новгород. В этих городах были «магазины по продаже наркотиков». На Урале такая ситуация была в Перми и Челябинске, но не в Екатеринбурге.

– Как вам Государственная дума, она еще способна быть каким-то противовесом?

– Государственная дума не имеет своего мнения вообще. Я думаю, что сегодня рейтинг у российского парламента ниже, чем у полиции.

– Значит ли это, что «Гражданская платформа» не стремится попасть в Государственную думу?

– До ближайших выборов в Государственную думу еще достаточно далеко. За это время или ишак умрет, или падишах. В стране что-то меняется, так что поживем, как говорится, увидим. С другой стороны, каждый отдельный депутат может и должен использовать свой ресурс, способен вести свою линию и иметь свою точку зрения. Это я говорю как человек, там побывавший. Я знаю, что никто не заставит, если ты не хочешь.

– Если от Федерального собрания перейти к местным парламентам, скажите, вы в своей работе находите какую-то поддержку со стороны муниципальных органов представительной власти?

– Я опираюсь на людей независимо от рангов. Я считаю, что по всей стране, на всех уровнях надо возвращать прямые выборы, и тогда все встанет на свои места. Потому что институт назначенцев убивает страну. Процесс выборности – он воспитывает население. И те, кто отменяет выборы, в глубине души считают население быдлом.

– Вам не кажется, что страну уже не вернешь в это состояние?

– Я очень боюсь, что вы правы, но мы говорим о России, мы сейчас можем просчитать сто вариантов, а произойдет сто первый. В нашей стране никто не знает, что будет завтра.

– Как вы относитесь к девяностым годам?

– В девяностые были перспективы. Мы были гораздо более свободными, в стране был совершенно другой дух. Сегодня складывается впечатление, что нас хотят обратно загнать во времена советской власти, но во времена советской власти не было такой коммерческой составляющей. Поэтому сейчас это выглядит как минимум нелепо.

– Как вы думаете, почему в девяностые годы мы повернули не туда?

– Потому что так было проще и понятнее большинству населения. Человеку трудно быть самостоятельным, когда он самостоятельный, он сам за все отвечает, а когда наоборот, то он может топать ногами, требовать, но не более того. Кстати, любой тоталитарный режим воспитывает инфантильность. Когда ты живешь и знаешь, что за тебя все решено, то обязательно в какой-то момент ты перестаешь принимать решения. И это большая проблема. С другой стороны, если я не могу сломать систему, то я имею право оставаться самим собой, иметь свое мнение, говорить то, что считаю нужным. Мне не поменять систему, но я могу хотя бы не участвовать.

– Можете назвать наиболее значимые решения власти, которые привели страну к ее сегодняшнему состоянию?

– Это отмена выборов губернаторов и поправки в законе о митингах. Именно там был самый главный поворот. Вообще, у власти задача одна – это сохранение населения, но у нас так получилось, что у власти другая задача – сохранение самой себя.

– Вы боретесь с наркотиками, но в стране существует еще одна, более распространенная проблема – алкоголизм…

– Я считаю, что алкоголизм – самая серьезная проблема в стране. Она приносит нам до полумиллиона невынужденных смертей в год. Государство с этим борется последние годы достаточно серьезно, но зеленый змий победить трудно.

– Вы можете научить видеть мир цветным без дополнительных средств, которые переносят нас в другую реальность?

– Мне всегда было интересно жить. Для мужчины главное – это дело и результат проделанной работы. Если воспитываешь сына, то, конечно, хочешь, чтобы он был сильный и добрый, потому что настоящая сила доброту подразумевает.

– В лечении наркомании есть какие-то нравственные критерии?

– Самое главное – это две незыблемые позиции: закрытое помещение и территория, свободная от наркотиков. Все остальное на это только наслаивается. Чудес нет никаких, задача одна – оторвать человека от наркотиков. Если он оторван от наркотиков, то у него появляется шанс. Каждый день, проведенный без наркотиков, к этому шансу что-то добавляет.

– Каждый организм может это выдержать?

– Практика показывает, что да. Вот похмелье может выдержать не каждый. С похмелья умирают, а вот от ломок еще ни один человек не умер.

– Современные наркотики приводят человека в психиатрическую клинику?

– Там еще есть такая проблема – родители что-то обнаружили и везут ребенка к психиатру. А там говорят – он наркоман, везите его к наркологу. Нарколог же, наоборот, говорит, что у ребенка съехала крыша, везите его в психушку. Получается замкнутый круг. Сегодня такими наркоманами забиты все реабилитационные центры, и они очень тяжелые, им очень трудно приходить в себя.

– Полиция вам больше помогает в вашей работе или мешает?

– Я считаю, что везде есть порядочные люди, но дело в том, что существуют полицейские и полицаи. Полицаи – это те, кто на оккупированной территории. В целом же система сгнила полностью. Я с этим сталкиваюсь ежедневно. Она излишне политизирована, чего допускать вообще никак нельзя. Правоохранительные органы не должны быть такими. Как только правоохранительные органы встраиваются в вертикаль, стране приходит конец. У них нет позиции, у них нет самостоятельности, у них нет независимости. Они начинают выполнять поставленную задачу, но кто сказал, что эта задача будет высоконравственная? Тем не менее мы стоим, мы живем. Россия катится вниз, но делает это медленно. Потом, в нашей стране всегда может произойти чудо… и тогда будет все нормально.

Савва Раводин